«Бессознательное – это не постулат, это гипотеза, свидетельствующая об эффектах, которые вышли на поверхность из глубины», — Жан-Марк Галланд

Клинический психолог, доктор психологии, преподаватель Университета Ниццы София Антиполис (Франция), преподаватель Магистратуры гуманитарных и социальных наук по психологии Жан-Марк Галланд в своем интервью рассказал о том, как менялся запрос запрос субъекта на протяжении последних 30 лет, каким образом информационные технологии влияют на человека и может ли психоанализ быть полезен для общества в целом или только для субъекта.

— Психоанализ неотделим от имени Зигмунда Фрейда. Жан-Марк, как Вы считаете, соответствует ли современный психоанализ классическому образцу, или это уже что-то другое?Что касается современного психоанализа, то его классическая модель претерпела большие изменения. Можно говорить о дискретности психоанализа в более ранние периоды. Когда анализант обращался с запросом, ему приходилось некоторое время ожидать, поскольку хорошо подготовленных аналитиков было не так уж много. Периодичность сеансов составляла несколько раз в неделю. Недостаток специалистов привел к ситуации, когда количество запросов превышало предложение. Соответственно, процесс получения психоаналитического образования нуждался в демократизации.

Изменения в клинике произошли тогда, когда аналитики вынуждены были адаптироваться к новому формату запроса. Современные пациенты выдвигают требование разрешить проблему всего лишь за несколько сеансов. И это совершенно не соответствует тому, что предлагала классическая модель.

Французский психоаналитик Жак Лакан переосмысляет теорию Фрейда. В связи с этим происходит принципиальное изменение классической модели, ранее определявшей стандарты психоанализа. Лакан совершает революцию в аналитической технике: вводит вариативность длительности сеанса. Именно этой гибкости не хватало в стандартах классической модели. Появляется Символический Большой Другой, и, именно к нему субъект обращается в момент прерывания сеанса, в момент, когда акцентируется внимание на слове, на игре двусмысленностей, оговорках. Поэтому мы говорим о том, что рамки сеанса становятся более подвижными. Теория Лакана оказала значительное влияние на практику в целом.

Мы видим, что требование времени привело к установлению определенных стандартов в подготовке специалистов и непосредственно в аналитической практике. Благодаря этому становится больше профессионально подготовленных аналитиков.

Сегодня во Франции обращение к психоаналитику — обычное явление, тогда как раньше подобное обращение связывали с безумием. Люди не решались начать терапию из-за боязни ярлыка сумасшедшего. Сегодня и психолога, и психоаналитика воспринимают всерьез. При обращении к ним речь идет не о вопросе безумия, а, скорее, о нормализации.

— Каким образом информационные технологии влияют на человека? Некоторые психоаналитики придерживаются мнения о том, что современная молодежь, которая выросла в мире интернета, не способна устанавливать глубокие человеческие отношения, их связи поверхностны. Жан-Марк, что Вы думаете по этому поводу?
Полагаю, что наука в той или иной мере влияет на нашу жизнь. Дело в том, насколько мы сами верим в научно-технический прогресс. Я не очень уверен, оказывает ли он влияние на субъективное измерение. Но, возможно, Вы правы в том, что он влияет на способность выстраивать глубокие межличностные отношения. В этой связи можно говорить о глубинной психологии или о глубоких отношениях, рассматривая психоанализ и глубинную психологию как поверхность. В лакановском смысле топология является эквивалентом физики элементарных частиц, где бессознательное оставляет свои следы на поверхности.

Мы можем обратиться к Фрейду и тому, что он понимал под глубиной. Бессознательное – это не постулат, это гипотеза, свидетельствующая об эффектах, которые вышли на поверхность из глубины. Вопрос в том, как связана глубина с человеческим существованием? Глубина наводит на мысль о сферической форме существования человека, где есть внутреннее и внешнее, и когда нечто собирается по крохам и экстрагируется из глубины субъекта на его поверхность. Именно так понимается топология Лакана, когда эффекты бессознательного извлекаются на поверхность, а не наоборот. Топологический изгиб подводит нас к понятию кругообразного движения, выдвигая его на первый план. Мы называем это тором, лентой Мебиуса, Борромеевым узлом. Построенные на витке, они позволяют осмыслить топологию бессознательного и вести работу на поверхности. В этом контексте можно предположить, что объект науки влияет на субъективное измерение в отношении Moi и Je. Но как современный молодой субъект может быть захвачен научно-техническим прогрессом и испытывать сложности в создании искренних и глубоких отношений — для меня вопрос. Сложности в отношениях были и до появления современных технологий, так как проблематика отношений и технологический объект лежат в разных плоскостях.

— Может ли психоанализ быть полезен для общества в целом или только для субъекта?

Психоанализ был рожден в конце XIX века как ответ на некую репрессивную атмосферу особенной исторической ситуации той эпохи. Фрейд говорил, что психоанализ по своему определению – явление революционное и скандальное. И если говорить об общественной пользе психоанализа в контексте его революционности, то я думаю, что он стал тем камнем преткновения в культуре, который и культура, и общество во все времена пытаются устранить со своего пути. В чем же его польза? Может быть в том, чтобы подпитывать веру в педагогику, о которой говорила Анна Фрейд? В педагогику, основанную на психоанализе в качестве системы, определяющей нормы. Но это приближает нас скорее к психологии.

Психоанализ должен сохранить свое место как революционной теории, не задумываясь о своей общественной полезности, и, в то же время, придерживаясь техники отчуждения. Так, в чем же он может быть полезен обществу? Его назначение нашло свое применение в помощи субъекту в сложной ситуации, в помощи субъекту, страдающему от своего симптома. В этом смысле, в социальном ракурсе, психоанализ и занимает революционную позицию.

— Жан-Марк, Вы посвятили психоанализу более 30 лет своей жизни. Скажите, как менялся запрос субъекта на протяжении этого времени? С чем современный субъект не справляется? На что жалуется?
Мне сложно говорить об идее современности. Это уже становится пропагандой в наши дни. Думаю, что тот, кто приходит к психоаналитику, — это субъект, страдание которого выражается в симптоме, тот, кто хочет быть услышан. Причина симптома кроется в проблематичности связи с Другим. И вчера и сегодня субъект озабочен одним и тем же. Как стать с Другим одним целым? Как быть наедине с Другим? Как быть с тем, что в обыденной жизни невозможно преодолеть стену собственного Я, которая разделяет мужчину и женщину, лишая субъекта комплементарности? Но призыв к этой комплементарности продолжает существовать.

Возвращаясь к вопросу современности, мы, так или иначе, находимся под влиянием ситуации. Мы принимаем во внимание экономику наслаждения, которая отсылает нас к определенным практикам. В наших профессиональных кругах существуют модные темы, например, говорят об отцовской функции и ее упадке в западном обществе, о деградирующем отце, о субъекте, захваченном техническим прогрессом. Но за этим прячется один и тот же вопрос: изменились ли условия человеческого существования? Или же перед нами симптоматика, которая сказывается на развитии общества? Есть ли связь между его депрессивностью и выражением в симптоме? Но я не думаю, что человеческая ситуация и его симптом изменились.

— Как считаете, что делать сегодня психоанализу для того, чтобы выдержать конкуренцию с медикализацией и другими видами психотерапий?
Оставаться на своем месте!

За 40 лет работы в лечебных учреждениях я убедился, что в отдельных случаях невозможно обойтись без медикаментов, когда, например, субъект лишен цели существования, или в ситуации полной безнадежности. А есть травмы, которые лечатся психоанализом. Есть также случаи, когда необходима совместная работа.

Каждый делает свою работу, двигаясь к одной цели – устранению травмы, оставаясь при этом на своем месте и избегая оспаривания первенства. Прежде всего, должна быть истина. Вопрос конкуренции проистекает из экономики, согласно которой выгодна ускоренная терапия. Например, когнитивно-поведенческая короткая терапия предлагает ускоренное устранение симптома, подводя пациента к логике бухгалтерии. А при субъективном подходе экономия времени невозможна. Процесс субъективации длится дольше. Знать о разных видах терапии интересно, но не каждая из них выполняет свою роль.

https://migp-institut.livejournal.com/3400.html